Последние из гостей разошлись не раньше одиннадцати вечера, что было очень поздно по меркам Бата, и причиной тому стал несомненный успех импровизированных танцев. Некоторые очень юные леди отчаянно стеснялись танцевать вальс, или, быть может, не без оснований опасались родительского неодобрения. Но, несмотря на то что вальс был изгнан из обоих Залов собраний [31] , даже самые чопорные и старомодные престарелые дамы сознавали, что очень скоро он проникнет и в их твердыни, посему ограничили свое неодобрение вздохами и осуждающим покачиванием головы, сожалея о минувших временах. Что же касается матрон с дочерьми на выданье, очень немногие из них демонстрировали верность принципам, согласно которым созерцание уныло сидящих вдоль стен дочерей было для них предпочтительнее шокирующего, но благодарного зрелища живых и энергичных девушек, кружащих по залу в объятиях благовоспитанных молодых джентльменов.

Роль мисс Уичвуд в этом скромном веселье ограничилось тем, что она присматривала за его участниками, обращая особое внимание на то, чтобы неопытные девушки, коих сопровождали бдительные мамаши, не танцевали более двух раз подряд с одним и тем же мужчиной, и подыскивала партнеров для тех одиноких леди, кому не нашлось пары. Поскольку почти все молодые люди были знакомы друг с другом, особенных затруднений в этом смысле у нее не было. Куда более важным ей представлялось не допустить, чтобы импровизированные танцы превратились в шумное и разгульное буйство, вероятность чего, учитывая, что молодежь знала друг друга чуть ли не с пеленок, была очень высока.

Ее настойчиво приглашали на танец, но она с улыбкой отказала даже старому другу, который по возрасту вполне годился ей в отцы.

– Нет-нет, генерал! – сказала она, лукаво глядя на него. – Дуэньи не танцуют!

– Дуэнья? Вы? – сказал он. – Вздор! Мне с точностью до одного дня известно, сколько вам лет, милочка, так что избавьте меня от этой ерунды.

– Сейчас вы скажете, что качали меня на коленях, когда я была совсем еще ребенком, – пробормотала она.

– Как бы то ни было, такое вполне могло случиться. Ну же, Эннис, не упрямьтесь! Вы не можете отказать такому старому другу, как я! Черт побери, я знал вашего отца!

– Я бы с удовольствием потанцевала с вами, но вы должны извинить меня. Вы можете считать это глупостью, но сегодня вечером я действительно исполняю обязанности дуэньи и если приму ваше приглашение, то как смогу отказать всем остальным?

– Не вижу здесь никаких проблем! – заявил он. – Вам достаточно заявить, что вы пошли танцевать со мной, потому что не могли обидеть отказом пожилого человека.

– Да, я и впрямь могла бы так сказать, не будь вы самым известным дамским угодником во всем Бате! – парировала она.

Ее слова доставили ему нескрываемое удовольствие. Генерал довольно рассмеялся, выпятил грудь, ласково обозвал ее дерзкой девчонкой и отправился флиртовать с самыми красивыми женщинами в комнате.

Мисс Уичвуд любила танцевать, но сейчас ее совершенно не тянуло предаваться этому занятию. Среди гостей не было никого, с кем бы ей хотелось закружиться в танце. Но не успела она осознать эту простую истину, как в голове у нее возник вопрос: если бы мистер Карлетон не покинул вечеринку, обиженный на весь белый свет, а остался и пригласил бы ее на вальс, ответила бы она ему согласием? Эннис была вынуждена признать, что искушение принять его приглашение было бы очень велико, но при этом надеялась, хотя и с большим сомнением, что у нее достало бы силы воли отказать и ему.

Прервав эти размышления, к ней подошел лорд Бекенхем, присел рядом и сказал:

– Могу я составить вам компанию, дорогая мисс Эннис? Я не приглашаю вас на танец, потому как знаю, что сегодня вечером вы не собирались танцевать. Не стану скрывать, что очень рад этому: у меня есть возможность спокойно посидеть и поболтать с вами, к тому же, говоря по правде, я не люблю и не умею танцевать вальс. Я прекрасно понимаю, что это последний крик моды, но он всегда казался мне чем-то непристойным. Боюсь, вы скажете, что я ужасно старомоден.

– Чрезвычайно! – без обиняков заявила она. – Кроме того, это крайне невежливо с вашей стороны – говорить так, зная, что я очень люблю вальсировать.

– О, я вовсе не хотел показаться вам невежливым! – заверил он ее. – Вы придаете достоинство всему, что делаете.

– Ради бога, Бекенхем, перестаньте рассказывать мне сказки про белого бычка! – резко заявила она.

Он снисходительно рассмеялся.

– Как странно слышать такие выражения из ваших уст! Я не слишком знаком с современным жаргоном, хотя и частенько слышу его от Гарри – намного чаще, чем мне бы того хотелось, – но я понимаю, что «рассказывать сказки про белого бычка» означает льстить кому-либо безо всяких на то оснований, хотя, клянусь честью! у меня и в мыслях не было ничего подобного. И сейчас, когда я говорю вам, что редко видел вас такой красивой, как сегодня, это не пустой комплимент. – Он вновь рассмеялся и, накрыв ее руку своей, легонько пожал ее. – Ну же, не сердитесь! Я прекрасно знаю, что вы не любите комплименты, и эта ваша черта вызывает у меня особенное восхищение, но мои чувства к вам оказались сильнее благоразумия.

Она отняла у него руку и сказала:

– Простите меня! Я вижу, что миссис Уэндлбери собирается уходить.

Встав с места, она пересекла комнату, направляясь к внушительной матроне и, попрощавшись с ней, заметила, что миссис Мандевилль знаком подзывает ее к себе, подошла к ней и присела рядом.

– Ну, моя дорогая, очень милая вечеринка! – сказала миссис Мандевилль. – Я вас поздравляю!

– Благодарю вас, мадам! – с признательностью отозвалась Эннис. – Услышать такую похвалу от вас дорогого стоит. Могу я также поблагодарить вас и за то, что вы оказали мне честь и почтили своим присутствием? Уверяю вас, я очень ценю это и надеюсь, что вам было не очень скучно.

– Напротив, я получила массу удовольствия! – с коротким смешком ответила пожилая леди. – Что заставило Карлетона умчаться отсюда в такой ярости?

Эннис слегка покраснела.

– А он был в ярости? Я решила, что ему всего лишь стало скучно.

– Нет-нет, ему вовсе не было скучно, дорогая моя! Мне показалось, что вы с ним повздорили.

– О, мы ссоримся при каждой встрече! – небрежно отозвалась Эннис.

– Да, своим язвительным языком он наживает себе множество врагов, – согласно кивнула миссис Мандевилль. – Он избалован, разумеется. Слишком многие женщины хотели женить его на себе. Мой второй сын – его приятель, и он еще много лет назад говорил мне, что ничуть не удивляется тому, что тот стал мрачным и озлобленным: очень уж многие мамаши стремятся заполучить его для своих дочерей. В этом и кроется беда, когда вы приходите в мир богатым, как набоб, ибо молодые люди не должны купаться в деньгах. Однако я не переживаю на его счет: в нем нет ничего такого уж особенно плохого, чего не смогла бы исправить женитьба на женщине, которую он полюбит.

– Никогда бы не подумала, что в его жизни недостает любви, мадам!

– Господи, дитя мое, я же не говорю о его пассиях, – презрительно отозвалась миссис Мандевилль. – Мужчина не испытывает любви к женщинам легкого поведения, с которыми развлекается! Что до меня, то я всегда питала слабость к обаятельным негодяям, как и большинство женщин, в чем я уверена. Имейте в виду, я говорю не о тех подлецах, что лезут женщинам под юбку, – таких я терпеть не могу! Карлетон ничуть не похож на этих мерзавцев. Это он поручил вам присматривать за своей племянницей?

– Нет-нет! Она всего лишь остановилась у меня ненадолго, перед тем как переехать к одной из своих теток или кузин – не знаю в точности, к кому именно.

– Рада слышать. Вы слишком молоды для того, чтобы вешать на вас обузу в лице девчонки в таком возрасте, дорогая моя.

– Мистер Карлетон такого же мнения. Вот только он заходит дальше вас, мадам, и, не стесняясь, говорит мне, что я не гожусь для того, чтобы заботиться о Лусилле.